О Леониде Добычине и романе «Город Эн»
Мой первый видеоблог посвящён творчеству писателя Леонида Добычина, в особенности его роману «Город Эн». Ниже приведены заметки, которые я набросал в ходе подготовки к видеоблогу.
1. Добычин — один из писателей-новаторов 10-20-х годов. От его творческого наследия сохранилось несколько рассказов, один роман и письма. Как и многие писатели его поколения, сначала получил признание в литературных кругах, высокую оценку за язык, стиль, мировоззрение, а затем в 30-е был растоптан. По наиболее распространённой версии, утопился в 1936 году после того, как его «разобрали» на писательском собрании. Впрочем, о жизни Добычина вообще известно мало. Работал статистиком, жил в Брянске. Писал небольшие рассказы, пытался их печатать. Был знаком с несколькими крупными литераторами той эпохи, переписывался с Корнеем Чуковским.
2. Начать чтение Добычина лучше с «Города Эн», а затем уже переходить к рассказам. В «Город Эн» творческая манера Добычина вышла на максимальную силу. Это очень короткий роман, в книжном издании он занимает 75 страниц. Но что удивительно, это действительно роман. С большим количеством персонажей, с несколькими сюжетными линями (хотя и намеченными пунктирно), развивающийся в течение нескольких лет. По жанру это роман взросления, написанный от первого лица, от детства до подросткового возраста. Но, в отличие от многих подобных романов, написан он практически без погружения во внутренний мир. Герой говорит только о внешнем, о тех событиях, которые с ним происходили, говорит очень скупо, фактически сводя к статистическому перечислению происходящего вокруг. Причём все события оказываются в одном статусе, смерть отца и подарок на рождество, война с Японией и учёба в гимназии. Всё представлено одним ровным, плоским течением жизни.
3. Также скупо герой описывает свои переживания, не концентрируясь на них. Просто спокойно отмечает, что по этому поводу радовался или печалился, а потом переключается на другой предмет. Одна из главных особенностей текста – отсутствие рефлексии. Герой как будто и не живёт вовсе, а просто фиксирует происходящее вокруг и внутри себя. При этом его никак не назовёшь ограниченным, просто это такая особенность мировосприятия.
В тексте отсутствует авторская позиция, более того – отсутствует автора как таковой. Есть только факты, которые складываются в сложный узор, отражающий жизнь главного героя. Чем-то это похоже на любимые концептуалистами инсталляции из разных предметов (если не ошибаюсь, это принято называть «рэди-мэйд») – когда несколько разных вещей складываются, и вместе они обретают некоторый особый, трудноуловимый смысл. Или же эксперименты в современной музыке с микшированием записей обычных звуков из повседневной жизни.
4. Место «Города Эн» в литературном пространстве. В первую очередь при разговоре о романе взросления, написанном от первого лица, вспоминается «Детство, отрочество, юность» Льва Толстого. Но если у Толстого любое событие расписывается подробно, со всеми тонкими и сложными переживаниями, то у Добычина нет ничего подобного. У Добычина всё предельно сконцентрировано, его даже обвиняли в том, что «Город Эн» — реферат романа, а не роман.
Ассоциации с «Роман с кокаином». Но у Добычина нет вызова, герой не бунтует против окружающей среды, напротив, он в неё прекрасно вписан. В нём нет этих бурных движений молодости, нет желания кому-нибудь что-то доказать или обвинить самого себя, нет вообще никаких психологических движений.
«Мелкий бес» Сологуба. Чехов – «Молодые годы Человека в футляре». У Сологуба проступает липучая мерзость убогой жизни провинциального города, с мелкими, убогими героями. У Добычина мерзостей нет, так, бывают какие-то не очень приятные вещи. Вроде того, как репетиторша оказывает знаки внимания герою, молоденькому гимназисту, а ему это отвратительно. Но опять же никакой рефлексии не возникает. Герой просто фиксирует свои неприятные ощущения. Не купается в мерзостях, как герои Сологуба.
Хотя Чехов куда более сдержан в проявлении отношения к тягостной прозе жизни, но и у него есть и печаль, и отторжение. А у Добычина ничего этого нет, герой не думает о смысле происходящего с ним, он просто погружен в поток жизни целиком и полностью, растворён в происходящем. А это задаёт своеобразную двойственность персонажа: он неотделим от прозы жизни и в то же время он строго и точно её фиксирует. Он одновременно и объект наблюдения, и субъект.
Пожалуй, тут ещё можно вспомнить «Алмазный мой венец» Катаева с его короткими, яркими заметками-воспоминаниями. Только вот у Каверина на всём лежит отблеск авторской ностальгии. А у Добычина нет ни капли ностальгии, только строгость фактов. Ещё, пожалуй, можно найти некоторое сходство между Добычиным и обэриутами, например, с «Ёлкой у Ивановых» Введенского. В тексте Добычина точно так же нет последовательного сюжета, а есть некий набор событий, происходящих с одними и теми же героями в одном и том же пространстве. Но обэриуты уходили от быта и реалистичности в мир абсурда, хаоса и непоследовательности, а Добычин всегда остаётся строгим реалистом.
Ещё на память приходит «Сентиментальное путешествие» Шкловского. Те же короткие фразы, невероятно высокая концентрация смыслов, образов, персонажей, вообще, густота текста. Но у Шкловского всё равно за текстом проглядывала физиономия автора, а вот Добычина в его тексте нет вообще. Либо же можно сказать, что он до такой степени слился с главным героем, что его всё равно что нет.
В целом, можно сказать, что «Город Эн» находится в некоем трудно уловимом пространстве между обэриутами и формалистами, между классическим и модернистским романами воспитания, между гиперреализмом и фантасмагорией (как это порой бывает, когда абсолютный реализм становится настолько абсолютным, что в нём проступает нечто пугающее, см. «эффект зловещей долины»).
И удивительно, как такой небольшой текст пребывает в узловых точках сразу по нескольким направлениями литературного мира начала двадцатого века. Сколько литературных проблем он затрагивает и в скольких литературных спорах по самым разным поводам может служить аргументом.
5. Религиозные мотивы у Добычина. В романе регулярно встречаются сцены, связанные с религией. Герой ходит в христианскую церковь, как положено, исповедуется, причащается. Но никаких откликов в душе или размышлений это в нём не провоцирует. Религия для него точно такой же элемент жизни, как учёба в гимназии или прогулки в парке. И это очень точно соотносится со всем миром романа – миром, в котором не видно автора, не видно Творца. Автор как будто самоустранился, то ли уйдя из этого мира, то ли наоборот слившись с ним до состояния полной неразличимости. И это становится своего рода главной загадкой романа: где же Автор? А заодно вопрос: если это роман взросления, то кто в нём взрослеет? Главный герой? Мир, в котором он живёт? Автор? Бог? Читатель?
Гадать тут можно сколько угодно. Что тоже удивительно – при всей ясности текста, при том, что в нём нет никаких философствований, нет мистики, да вообще ничего нет, кроме перечня событий, он неожиданно оказывается своего рода мыслительной ловушкой. Из него можно вычитать самые разные смыслы, и все они будут иметь право на существование, потому что собственно авторская концепция, авторский взгляд подчёркнуто отсутствует. Что тоже, кстати, очень удобно – Добычину невозможно что либо навязать, его невозможно поймать на том, что он поддерживает тех или этих. Кажется, именно это обстоятельство и вызвало такой резкий негатив по отношению к писателю в середине 30-х. Это был тот период, когда от автора требовалась позиция, желательно, конечно, та, которую требует начальство, но это могла быть и абсолютно противоположная позиция – тогда из автора легче было сделать врага. А вот такие авторы, как Добычин, которых ни в сторонники, ни в противники не зачислишь, казались самыми страшными предателями.
6. Положение романа в современной литературной картине. Тут безусловно стоит отметить Дмитрия Данилова, который в значительной степени воскресил манеру Добычина. Тот же принципиальный отказ от авторского видения, от рефлексии, только события, только собственные ощущения, вызванные этими событиями. Никаких художественных приёмов, только реальность как она есть. Да, Данилов заметно отличается от Добычина. Всё же он пытается из голых событий выстроить некую литературную реальность, или, скорее, литературная реальность прорастает сама, как в финале «горизонтального положения», когда автор уже не может скрыть, насколько его утомило взятое на себя обязательство записывать «прозу жизни» ежедневно. Возможно, и Добычин пришёл бы к чему-то подобному, если творил дольше, трудно сказать. В каком-то смысле Данилов не столько повторяет Добычина, сколько подхватывает эстафету. Вот так странно – спустя 70 лет, в другой стране, в другой бытовой обстановке, в другом литературном мире.
Ссылки по теме
Страница Добычина на лит-инфо: http://dobychin.lit-info.ru/
Статья Сергея Лебедева о параллелях между Добычиным и Даниловым http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2014/11/12leb.html